Великая Отечественная оставила кровавый след на Слонимщине: здесь во время гитлеровской оккупации были убиты, замучены и сожжены порядка 45 тысяч мирных жителей. Фактически весь город Слоним стал лагерем смерти: фашисты создали гетто, заточив за колючую проволоку большую часть жителей, а затем зверски уничтожили. Около тридцати тысяч евреев были расстреляны на Чепелевских полях, более десяти тысяч – на Петралевичской горе, около двух тысяч – в урочище Морги.
Желтые звезды, цветные удостоверения и «короба смерти»
Накануне Второй мировой войны основную часть населения Слонима, как и других городов Западной Беларуси, составляли евреи: в городе и округе жили более 25 тысяч евреев (16 – в самом Слониме). Сегодня об этой странице истории напоминают разрушаемая временем главная синагога, несколько зданий бывших молитвенных домов и район одноэтажной и двухэтажной застройки в центральном районе. В конце 1939 года с началом фашистской оккупации Польши еврейская община заметно увеличилась за счет евреев-беженцев оттуда.
Фашисты захватили Слоним 26 июня 1941 года. Уже в первой декаде июля в городе появилась немецкая власть во всех ее проявлениях: гебитскомиссар, военный комендант, СД, гестапо, жандармерия, местная полиция. Одной из первых мер, предпринятых гражданской администрацией, стала перепись населения, которая насчитала в городе 14 461 еврея. Причем провели учет евреев по возрасту и профессии и выдали удостоверения разного цвета в зависимости от статуса: полезный (сотрудники и служащие юденрата, еврейские полицейские, медики, ремесленники), менее полезный (все трудоспособные) и бесполезный (пожилые, больные, нетрудоспособные и работники умственного труда). А следом под страхом смерти приказали нашить на одежду шестиконечные звезды, запретили выезжать из города, пользоваться тротуарами, жить в одном доме с представителями других национальностей. Также заставили создать юденрат, первый состав которого вскоре расстреляли. На еврейскую общину была наложена контрибуция в два миллиона рублей.
Из воспоминаний уроженца Слонима Якова Шепетинского, ветерана Великой Отечественной войны, автора книги «Лестница Якова»:
«Немцы давили постепенно, издевались над нашим человеческим достоинством, мол, вы не люди, вы не принадлежите к роду человеческому, вы – скот… Эта оголтелая антиеврейская пропаганда, повторяемая ежечасно на словах и в действии, давала страшные результаты. Многие бывшие соседи и знакомые, поляки и белорусы шарахались от нас в стороны и сами ничуть не колебались и не мучились совестью, когда им представлялась возможность унизить, избить или ограбить еврея. А прошло еще совсем немного времени – и они стали помогать немцам убивать нас…»
В сентябре поступил приказ гебитскомиссара Герхарда Эррена всем евреям переселиться в гетто, расположенное на территории от малого канала Огинского до вокзала. Сперва район не был огорожен, но вскоре начались работы по возведению заборов из колючей проволоки. Евреям запрещалось выходить из гетто, а нееврейскому населению города входить туда. Евреи, проживавшие в районах, не попавших под гетто, были вынуждены спешно покинуть свои дома и переехать в один из районов гетто. Гетто, по выражению Геббельса, – это «короба смерти», в которых люди должны погибнуть от горя, голода и нужды, после чего останется большое кладбище. К сожалению, в Слониме фашисты этого добились…
Теснота, антисанитария, инфекции сделали свое черное дело. По официальным данным, около десяти тысяч узников умерли от голода, холода и болезней. «В квартиры, где раньше жили 6-8 человек, набилось по пятьдесят, – писал в своих воспоминаниях Яков Шепетинский. – Из комнаты выносили все вещи и мебель на улицу, чтобы люди могли разместиться на полу. Но на всех не хватало места. Бездомные, охваченные ужасом, бродили из дома в дом, просили, умоляли дать им войти, дать хоть какой-то уголок в сарае или в коридоре, хоть где-нибудь. Но все было забито под завязку. 35 тысяч евреев втиснули в самый запущенный и захудалый район города, куда с превеликим трудом можно было затолкать 8 тысяч человек.
Полицаи, пришедшие утром в гетто, говорили: «Ты посмотри на этих жидов. Их и убивать не надо…» А потом весь район гетто обнесли колючей проволокой, евреям запретили выходить из гетто, а нееврейскому населению не разрешалось к нам заходить. Нас отрезали от любой возможности приобрести продукты питания. И начался голод… Это самое страшное, самое жестокое из всех ужасов гетто. Медленная смерть на глазах у всех… Чувство беспомощности и апатии. Крики голодных детей. Их голодный плач, который взрослые были не в состоянии выдержать. По гетто пошла эпидемия самоубийств, матери сходили с ума…»
О причинах отсрочки организации гетто в городе гебитскомиссар Герхард Эррен в своем отчете писал: «Когда я прибыл в Слоним, в округе было 25 тысяч евреев. Из них 16 тысяч жили в самом Слониме, составляя более 2/3 всего городского населения. Создать в городе гетто было невозможно, так как не хватало ни колючей проволоки, ни охраны. Поэтому я заранее сделал все приготовления к проведению предстоящей крупной акции».
По Слониму «господин Эррен» ходил с собакой и кнутом, публично избивая и унижая евреев…
Зверства у Петралевичской горы
Узник гетто Нёня Циринский вспоминал, что узников ежедневно ловили небольшими группами, якобы на работу, обещали хлеб для детей, но снова в гетто они уже не возвращались, так как их расстреливали. «Периодически головорезы внезапно окружали гетто, наступали на него, как на фронте, в касках, с пулеметами и автоматами, гранатами и бутылками с горючей жидкостью. Все уничтожили, жгли, ловили людей и везли к местам массовых расстрелов».
Первая массовая акция уничтожения евреев случилась 17 июля 1941 года, когда гитлеровцы арестовали 1 200 мужчин и расстреляли их на окраине города у Петралевичской горы. В дневнике солдата Вермахта было написано: «Проходя Слоним вместе с Винтером, принял участие в очистке лавок и квартир. Кое-какие нужные вещи я захватил в машину».
А вот что писала о событиях тех дней узница гетто Люба Абрамович, у которой в тот день немцы расстреляли любимого супруга:
«17 июля мы проснулись от ужасных криков. Немцы и полицейские били окна, ломали двери. Они выгоняли на улицы мужчин среднего возраста и молодых. Потом их погнали на городскую площадь, по дороге избивали, издевались, заставляли петь, танцевать. Раввину, который попытался защитить арестованных, отрезали бороду, бросили на землю и начали издеваться. Потом вместе с другими бросили в машину и повезли за город, в сторону деревни Петралевичи, где уже были вырыты ямы…»
Из воспоминаний Станислава Видуховского, пережившего оккупацию ребенком:
«На углу здания немецкий солдат наткнулся на еврейку с завернутым в пеленки ребенком на руках. Он отобрал ребенка силой и потом буквально вытряс его из пеленок, схватил за ножку и с размахом ударил головой об угол дома. Я услышал что-то наподобие странного хруста. Немец замахнулся еще раз и снова ударил ребенка головой об угол. Однако на этот раз я уже ничего не слышал. На стене осталось мокрое пятно, по ней стекала кровавая масса. Мать ребенка, которую солдат оттолкнул, упала, но, видя, что он сделал с ребенком, поднялась и хотела броситься на немца. Тот отбросил обмякшее тельце ребенка с размозженной головой, вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в женщину. Она стояла. Немец выстрелил снова. Женщина закачалась и через мгновение упала на землю. Солдат спрятал пистолет и спокойным шагом удалился».
Захватчики целенаправленно осуществляли свой план уничтожения местного еврейского населения. Увозили людей на расстрел на Петралевичскую гору и в урочище Морги. Убивали на старом еврейском кладбище. А на рыночной площади ради устрашения периодически устраивали публичные экзекуции: расстреливали, вешали…
Когда после освобождения Слонимщины в июле 1944 года на месте массового расстрела мирных жителей на Петралевичской горе проводили раскопки и эксгумацию, в ужас пришли даже виды видавшие военнослужащие.
Смерть у Чепелевских ям
13-14 ноября 1941 года у Чепелевских ям немцы и их приспешники расстреляли около девяти тысяч узников гетто. Акция была совместной операцией гебитскомиссара и полиций безопасности при содействии Вермахта, латышских и литовских полицейских вспомогательных подразделений и белорусской полиции. Людям сказали, что их переселяют в другое место. Многие поверили и, взяв пожитки, спокойно отправились в путь…
Из воспоминаний расстрелянного и чудом восставшего из могилы Якова Шепетинского:
«Мы прошли примерно с километр, и вдруг наша группа остановилась на месте, как вкопанная. Люди спотыкались друг о друга. Перед нами, на середине улицы, стояла стена из солдат. Штыки наперевес. С ужасными криками они повернули колонну еще раз направо, на улочку Жвирки и Вигуры, которая вела за город, в поле. И тут люди все поняли! Начали плакать, собираться семьями…
Все, что там происходило, наверное, невозможно до конца выразить словами. Шли живые люди, молились, плакали, проклинали. Были и такие, что шли молча. Но самое страшное – это дети. Они не понимали, почему все вокруг кричат и рыдают… И все вместе, прощаясь с жизнью, медленно шли, подгоняемые конвоем. Справа и слева – штык за штыком. Каратели орали: «Быстрее! Быстрее! Не останавливаться! Не разговаривать!» Отстающих подталкивали ударами прикладов. Кто упал – выстрел… И я шел в свой последний на земле путь».
Через какое-то время евреев заставили сесть на землю, мужчин отделили от женщин и приказали раздеться. Охранники били несчастных людей прикладами и кнутами. А потом погнали по утоптанной тропинке к яме.
«Выстрелы раздавались совсем рядом, – вспоминал Яков Исаакович. – Инстинктивно руками прикрыл голову. Бежим гуськом вверх, и тут перед нами два рва. Мне казалось, что им нет конца. Один из них уже до края заполнен телами… Второй, наш, почти полный. Слева наша могила, справа гора выброшенного песка. Я онемел. Разрывы выстрелов глушили все. Не мог дышать, не мог кричать. Еще шаг, и – все…
Когда пришел в себя, то не понял, где нахожусь. Что-то давит, стараюсь пошевелиться, как-то освободил правый локоть, а следом и всю руку. Пальцы в какой-то липкой жидкости. Понял… Вспомнил… Не хватало воздуха, но я помогал себе всем телом. Было страшно, да так, что и… Я потом был партизаном, красноармейцем, зэком, но такого страха больше не переживал никогда… Извивался как змея, выкручивался… Прошло несколько секунд, и я почувствовал прилив холодного воздуха. Еще усилие, поднял голову и увидел звезды на небе. Разбросил вытянутые руки и вылез наверх. Слева – зарево костра, слышны голоса, громкий смех. Наверное, это конвоиры-каратели гуляли после «тяжелых трудов праведных». Ползком взобрался на песчаную горку, скатился с другой стороны и бегом прочь… Долго бежал, а потом упал, лежал на холодной земле…»
Босой, полуголый, окровавленный парень вернулся… в гетто. Не терпелось узнать о судьбе родных, да и идти больше некуда было. Как оказалось, только десятерым удалось выбраться из могил. Но каратели находили раненых, бродящих по пустым улицам гетто, и убивали: им не нужны были живые свидетели массового уничтожения безвинных людей.
В своем докладе, датированном январем 1942 года, гебитскомиссар Эррен хвастался тем, что избавил Слоним от 8 000 «ненужных голодных ртов». Он пришел к выводу, что «около 7 000 евреев, оставшихся в городе, были заняты в рабочем процессе, они работают охотно из-за постоянного страха смерти, и весной они будут самым тщательным образом проверены и отобраны для дальнейшего сокращения». От старого гетто отделили несколько улиц – народу стало меньше…
О зверствах фашистов и их приспешников в статье «Жуткие еврейские погромы» писала газета Барановичского подпольного обкома КП/б/Б «Чырвоная звязда» от 17 февраля 1944 г.: «Пьяные немецкие жандармы и слонимские полицейские с утра шныряли по еврейским квартирам. Детей выкидывали через окна, были случаи, когда их разрывали живыми. Всех евреев согнали на площадь, а потом погнали в Чепелево, где заранее были выкопаны ямы. По приказу немцев все были раздеты до белья. Начался расстрел. Тех, кто ждал своей очереди, пьяные изверги заставили петь «Катюшу». Некоторые из них выбирали в толпе девушек, уводили в кусты и там насиловали, а после этого убивали…»
– Даже сложно представить, как могли такое творить люди-нелюди, – сокрушается местный писатель, журналист и краевед Василий Афанасик, который много лет изучает историю малой родины и делает многое для восстановления исторической памяти. – Есть достоверная информация, что после страшных расправ некоторые немецкие солдаты попросту сходили с ума. И потому фашисты привлекали к этим черным делам местных приспешников. Головорезы латышского и украинского полицейских батальонов, действовавшие в наших местах, зверствовали страшнее эсэсовцев…
«Щара стала красной от крови»
В июне 1942-го в гетто прошли жестокие погромы. А 29 июня (в некоторых источниках – 29 июля) немцы провели третью по счету акцию, во время которой уничтожили около десяти тысяч узников. Накануне в городе появилось порядка двухсот эсэсовцев и сорок грузовых автомашин, литовские и латышские карательные подразделения, которые окружили гетто.
«Немцы озверели, – вспоминала Люба Абрамович. – Они начали поджигать дома. Люди могли бежать только к реке, а там их встречали автоматчики… Щара стала красной от крови».
Многие узники были расстреляны на месте, палачи поджигали дома и бросали людей в огонь живьем. Газета Барановичского подпольного обкома КП/б/Б 17 февраля 1944 года писала: «Чтобы выкурить людей из убежищ, немцы подожгли еврейский квартал. Была сожжена больница с 40 больными, полностью сгорели Жабья улица, правая сторона бульвара Огинского, многие другие улицы. Немцы и полиция бросали живых людей в огонь. На дымящихся пепелищах лежали обгорелые трупы. На Горшечном переулке, во дворе первого дома от Щары, лежала груда убитых мужчин, женщин и детей – до 60 человек… В это время из города на Петралевичи толпами гнали и гнали людей. Там их ставили на колени перед ямой и выстрелами в затылок убивали… Расстрелы и грабежи длились целую неделю» («Памяць. Слонімскi раён»).
На протяжении нескольких дней в уничтожении гетто принимал участие 18-й латышский полицейский батальон. Перед убийством евреев полностью раздевали и вырывали золотые зубы. Капрал Эдгар Вульнис из этого батальона фотографировал сцены массовых убийств и позднее продавал фотографии по пять марок за каждую. Лейтенант-латыш Эглас цинично хвастался между выстрелами: «С 30 метров прямо в голову – для меня это просто».
В начале сентября 1942 года в самом Слониме оставалось в живых всего триста евреев, которых уничтожили в декабре этого же года в ходе операции «Гамбург». Таким образом, в декабре 1942 года Слонимское гетто было окончательно ликвидировано. В докладе от 25 января 1943 года гебитскомиссар Слонимского округа Эррен писал, что ему приходится иметь дело… только с одним евреем. По его же свидетельствам, на протяжении первых полутора лет оккупации в Слонимском районе были убиты около 25 тысяч евреев.
Спастись и рассказать о геноциде
Уже в конце 1941 года в Слонимском гетто было организовано сопротивление – начала действовать подпольная организация, во главе которой стоял 19-летний Герц Шепетинский. Целью подполья была организация побега. Молодые люди поддерживали связь с партизанским движением и местными подпольными организациями. По воспоминаниям узника Нёни Циринского, организация насчитывала 96 человек.
– После первой акции расстрела евреи стали делать двойные стенки в бараках, молодежь создала свою подпольную организацию сопротивления, а кто-то смог сбежать к партизанам в лес, – рассказывает научный сотрудник Слонимского районного краеведческого музея имени Иосифа Стабровского Сергей Бурсевич. – К третьей акции расстрела узники уже имели схроны с оружием на территории гетто и пытались оказать вооруженное сопротивление. Немцы в отместку за сопротивление сожгли часть гетто, в результате чего многие спрятавшиеся евреи задохнулись в дыму.
В июне 1942 года накануне массовых убийств командир партизанского отряда имени Щорса Павел Пронягин предупредил евреев Слонима о планах полного уничтожения гетто, составил план побега, передал его узникам и организовал операцию по выводу евреев из города в лес. Около 170 евреев – узников Слонимского гетто – смогли вырваться из ада и присоединились к партизанам.
Спаслась и семья Шепетинских. Во время третьей акции они спрятались в убежище под домом, а после его поджога бежали. С трудом ушли от погони, попали в партизанский отряд имени Щорса. Яков Шепетинский, как и его брат Герц, партизанил в лесах Беларуси, затем в составе Красной Армии дошел до Берлина, был ранен, пережил ужас сталинских лагерей, реабилитацию и эмиграцию на историческую родину в Израиль. В 1995 году выпустил книгу под названием «Лестница Якова» на иврите, которая стала настоящим обвинительным документом нацизму.
В 1969 году Яков Исаакович ездил на опознание нацистского преступника Эррена в Гамбург, где безошибочно узнал убийцу, а спустя четыре года – на суд в качестве свидетеля. Бывший гебитскомиссар Слонимского округа Эррен в 1974 году по приговору немецкого суда Гамбурга получил пожизненное заключение: ему вменялась в вину смерть пятнадцати тысяч евреев. Но палач наказание не отбывал: 16 сентября 1975 года Федеральный Верховный суд ФРГ отменил решение Гамбургского суда по формальным обстоятельствам, а новое судебное заседание в 1976 году не состоялось из-за плохого состояния здоровья обвиняемого. В январе 1977 года уголовное дело было закрыто по причине недееспособности Эррена. Палач умер в 1984 году.
– Были случаи, когда местные жители прятали евреев, спасая от верной смерти, – рассказывает Василий Афанасик. – В деревне Сколдичи жила Анастасия Антоник, которая, рискуя жизнью, укрывала в своем доме еврейскую семью Бандт – семь человек. В 2015 году имя спасительницы было выгравировано на Стене почета в израильском музее «Яд Вашем», а медаль и грамота с почетным званием «Праведник народов мира» через посольство переданы потомкам спасительницы, как вечная память о бесценном благородстве Анастасии Антоник. Анастасия Антоник – мама профессора Минской духовной семинарии протоиерея Виталия Антоника, посвятившего себя служению церкви и людям, он помнит, как она рисковала своей жизнью ради спасения еврейской семьи. Почетного звания также были удостоены Семен и Софья Грипич. Были и другие люди, проявившие милосердие и по тому времени героизм, но не все успели получить награды.
Болит война в сердцах потомков
– На момент освобождения города в июле 1944 года евреев в городе практически не было, было уничтожено все еврейское сообщество, – подчеркивает Сергей Бурсевич. – Из партизанских отрядов вернулись около 80 евреев, но многие навсегда покинули город, так как никого из родных у них здесь не было, а все напоминало о трагедии. Сегодня в Слониме нет еврейской общины.
В шестидесятые годы на местах массового убийства мирных жителей Слонимщины были установлены памятники: на окраине деревни Петралевичи и на Чепелевских полях в 1979-м появился памятник на месте массового захоронения в урочище Морги. 22 июня 2021 года на берегу канала Огинского в Слониме торжественно открыли памятный знак «Слонимское гетто 1941-1942 гг.». А в этом году был отреставрирован памятник жертвам нацизма в урочище Басины неподалеку от агрогородка Жировичи, где также захоронены мирные жители.
– В памятные даты и День Победы здесь проходят митинги-реквиемы, Вахты Памяти, автопробеги и велопробеги с участием идеологического актива, школьников, студентов, местных жителей, – рассказывает заместитель начальника отдела идеологической работы и по делам молодежи Слонимского райисполкома Наталья Грасевич. – О героизме земляков в годы войны, геноциде белорусского народа рассказывают экспозиции в Слонимском районном краеведческом музее имени Иосифа Стабровского, музеях и комнатах боевой славы средних школ района. Новые поколения чтут память безвинных жертв Холокоста, помнят об испытаниях, выпавших на долю нашего народа, и знают, какою ценой завоевано счастье.
Летом в Слоним к истокам своего культурного наследия приезжали члены еврейской общины из Нью-Йорка – потомки белорусских евреев, для которых слонимская земля – сакральное место. Гости побывали у могил предков на еврейском кладбище, у памятников на Петралевичской горе и в городском парке, в синагоге. Вспоминали о тех, чьи жизни оборвал фашизм, и молились о сохранении мира, который, к сожалению, стал невероятно хрупок…
